Человек: 1. Теория большого надувательства - Олег Мухин

Первым начал целоваться русский. Француз не возражал, наоборот, горячо приветствовал. Они пили и целовались. Когда же совершенно невменяемые, напившиеся вдрызг, они повалились на кровать, целуясь, шепча что-то приятное и весёлое друг другу на ухо и по-дурацки улыбаясь при этом, со стороны стало казаться, что отношения между ними приобретают гомосексуальный характер.

Иногда в порыве любовной страсти Жан-Жан выкрикивал что-то вроде:

– Сазонов, дорогуша, я тебя обожаю! Левша ты мой гениальный! Дай-ка я тебя в губки чмокну!

И они продолжали шептаться и обниматься, пока окончательно не затихли. Они уснули, как младенцы, так и оставив светиться экран телевизора. А перед тем, как полностью вырубиться, Сазонов в который раз почувствовал, что тело перестало ему

принадлежать…

Времени хронически не хватало. «Где Жан-Жан? – напряжённо думал русский. – В столовой его нет. Договорились ведь встретиться в «Вавилоне», а после вместе с разноязыкой толпой отправиться на утреннюю прогулку. Где он? Без него я не справлюсь!» Сазонов посмотрел на наручные часы. До отхода лифтов – двадцать минут. Вот уже меньше – девятнадцать. Он спокойным шагом проследовал к выходу, минуя мужчин, сидящих за столами, поедающих всевозможную пищу, негромко переговаривающихся, жестикулирующих, курящих. Многих он знал лично – они были из его сектора —, многих понаслышке. Но сейчас они не здоровались с ним, да и он не приветствовал их. Ситуация с некоторых пор изменилась. Он теперь был чужой человек, незнакомый.

Как только Сазонов выбрался из столовой, он тут же бросился бежать вниз по лестничным пролётам. Хорошо, что никто не встретился ему на пути. Его быстрый бег привлёк бы нездоровое любопытство. А доносчиков на корабле всегда было в избытке.

«А-а, теперь всё равно!» – подумалось ему. Он спустился на три палубы ниже, запетлял лабиринтами коридоров. До каюты Жан-Жана – рукой подать. Однако он не спешил. Может, это ловушка? Он медленно бесшумно приблизился к двери, прислушался. Тихо. Ни единого звука. Русский осторожно тронул ручку, мягко надавил на дверь. Она была заперта. Тогда он вытащил из кармана куртки дубликат ключа, вставил в замочную скважину, плавно провернул. Чуть-чуть приоткрыл дверь – ничего не произошло. Приоткрыл настолько, чтобы протиснуться самому. Вошёл в помещение и сразу же закрыл дверь. В каюте было темно. Электричество он не включал, смог без освещения осмотреться, сориентироваться.

Жан-Жан лежал на боку на кровати, до подбородка укрывшись одеялом, правая рука свешивалась с края. Казалось, он спал, но Сазонов вдруг отчётливо понял, что Жан-Жан не спит. «Остановилось сердце, как у Тэйлора!» – подумал он. Он подошёл поближе, присел на корточки, рукой коснулся головы француза. Точно в центре лба зияла круглая дырка от пули – с рваными обожжёнными краями. На полу у кровати валялись разбитые очки. Жан-Жана больше не существовало!

«Сволочь японская! Как мне хочется тебя собственными руками удавить! Жан-Жана убил, паскуда! – русский представил, как дёрнулась голова француза, когда её прострелили. – Итак, ты сделал первый ход. Очередь за мной. Игра началась.

Смертельная игра. В ней победит самый хитрый.» Сазонов пошарил под подушкой, заглянул в ящики, поискал на стеллажах. Пистолета нигде не было. Ещё один прокол. Огисо пока набирает очки. Перевес пока на его стороне. Сазонов осторожно вышел из

каюты, огляделся – никого. Все пальцы были измазаны чем-то красным. Господи, да это же кровь Жан-Жана! Он вытер руки о внутреннюю сторону куртки. Посмотрел на циферблат часов. Ровно через две минуты лифты двинутся вверх. Японцы пунктуальны, по-немецки педантичны. Кто не успел, тот опаздал. И хотя можно было успеть, он передумал ехать на лифте. Он начал спускаться вниз, туда, где заканчивалась жилая зона…

Это место не представляло труда обнаружить, потому что Жан-Жан достаточно подробно описал, как сюда добраться. Коридор имел короткое ответвление – тупик. В конце тупика на переборке висел большой ящик, за стеклом которого Сазонов увидел красный пузатый огнетушитель. С жёлтыми замысловатыми символами-иероглифами на нём. Внутри ящика была приклеена бумажка, исписанная тоже столбиками значков.

Всё это была лишь бутафория. Так, для отвода глаз. Сазонов раскрыл прозрачную дверцу, легко вытащил тяжёлый огнетушитель, снял ящик с петель. Гладкая переборка обманула бы любого, но ни его. Он прощупал поверхность, остро заточенным ножом вырезал кусок обшивки. Под ней оказался маленький овальный люк с задраенной металлической крышкой. Русский раскрутил штурвальчик, толкнул крышку люка.

Образовавшийся лаз вёл на лестницу аварийного выхода из машинного отделения корабля на верхнюю палубу. Он попробовал протиснуться в лаз, выставив вперёд левую руку. Ничего не получилось. Слишком маленькое отверстие, он застрял. Сазонов снял куртку цвета хаки, попытался снова. Результат тот же. Куртка не при чём. «Что же делать? Может быть, этот лаз рассчитан только на японцев, на маленьких людей? Тогда я попал!» И тут до него дошло. Он выставил вперёд обе руки и фактически как бы нырнул в лаз, помогая себе двигаться телом.

За перегородкой шла тёмная вертикальная шахта, в одну из стен которой были вделаны стальные рифлёные скобы. За них-то он и уцепился. Он полностью втянул своё тело в шахту; почувствовав под ногами опору, полез вверх. Где-то под ногами слышался приглушённый шум работающих двигателей корабля. Он довольно быстро добрался до выхода из, казалось бы, бесконечно длинного колодца. Крышка люка была неплотно прикрыта, поэтому тонкая полоска света проникала в тоннель. «Интересно, если я сейчас сорвусь вниз, то останусь цел или нет?» – промелькнула сумасшедшая мыслишка.

Задрайки были открыты. Сазонов толкнул крышку, она почему-то не сдвинулась с места. Что-то мешало ей приподняться. Он внимательно осмотрел её – наверное, снаружи крышка прихвачена сваркой. Ничего не оставалось, как постараться открыть её силой. Он надавил на крышку рукой. Бесполезно. Увеличил нажим. Крышка не поддавалась. Он добавил ещё. Под воздействием чудовищного, нечеловеческого усилия сварка лопнула, крышка, лязгнув, распахнулась. На Сазонова из квадратного проёма смотрело светлеющее голубое небо.

Он высунул голову из люка. Справа, метрах в семидесяти в огороженной колючей проволокой прогулочной зоне он увидел людей из «Вавилона», поднявшихся сюда на лифтах. Их было несколько десятков, а то и вся сотня: учёные, изобретатели, специалисты своего дела, профессионалы, собранные здесь со всего мира ради чьей-то фантастической прихоти. Русский вспомнил коллекцию бабочек в доме у Натали. «В них тоже совсем скоро, как в Жан-Жана, воткнут булавки, только в отличие от бабочек их не выставят на всеобщее обозрение, а просто утопят в океане.» Что-то там, в загоне, было не так. Солдаты-японцы, всегда охранявшие зону вне её, по периметру, сегодня находились внутри вместе с охраняемыми. Они грубо расталкивали людей, кого-то искали. Русский заметил Патрика и Паскаля, ожесточённо ругающихся с солдатами. «Они ищут меня! – подумал он. – Если бы я пошёл той дорогой, меня бы давно уже повязали.» Слева, невдалеке от лаза, стояли два монстра – похожие на крокодилов громадные вертолёты в полном боевом оснащении. Сазонов выбрался из шахты и побежал к ближайшему. Управлять вертолётом он не умел…

Огисо первым увидел, что винт у «единицы» начинает вращаться. Он понял и ужаснулся. Конечно, русский тут переиграл его, однако это не конец. Огисо отдал быстрые команды, солдаты бросились к вертолёту, на ходу стреляя по нему из автоматов. Геликоптёр оторвался от палубы, но снова плюхнулся на шасси. Тот, кто сидел в кабине, плохо справлялся с пилотированием. Солдаты вели огонь, не причиняющий винтокрылой машине значительного вреда. Неожиданно вертолёт резко взмыл в небо. Ещё немного и он улетит! Один морской пехотинец притащил базуку. Огисо отнял её у солдата, прицелился. Объект нервно болтался в воздухе, не позволяя точно попасть в него. Отдача ударила в плечо японца, реактивный снаряд угодил в подвесной топливный бак. Геликоптёр охватило пламя. Огисо возликовал, но рано. Вертолёт ответил пулемётной очередью, крупнокалиберными патронами расстреляв бочки с горючим. Бочки взрывались и горели. Растёкшееся из них топливо образовало огненную стену, к которой нельзя было приблизиться. Превратившийся же в факел вертолёт рухнул на вертолётную площадку.

Солдаты и подключившиеся к ним матросы стали бороться с пожаром: раскручивали шланги, несли огнетушители. Огисо с удивлением для себя увидел русского, живого и невредимого, без парика, одетого в чёрную футболку, прожжённые, измазанные сажей армейские штаны и высокие кожаные ботинки. Русский бежал по трапам к ракетам. «Стреляйте!» – заорал, что было мочи, Огисо. Русский был уже у пусковой установки. «Стреляй в него!» – вопил Огисо, рукой указывая на русского солдату, вооружённому гранатомётом. Солдат выстрелил. Огисо увидел, как русскому оторвало голову прямым попаданием снаряда, и его тело свалилось за пусковую установку.